В данной статье рассматриваются вопросы идентификации и этнической характеристики польского меньшинства БССР в 20-е гг. ХХ века. Затрагиваются проблемы официального определения этнопринадлежности и самоидентификации данного населения. Рассматриваются структура и происхождение польского населения БССР, процессы ассимиляции и трансформации. Анализируются культурно-бытовые, хозяйственно-экономические, социальные и конфессиональные особенности различных групп «поляков». Ставится также вопрос достоверности советской статистики в отношении количества польского населения БССР.
Введение
Проблема этнической идентификации польского населения Беларуси является практически
не изученной в современной исторической науке. Пока данный вопрос был только поставлен
в немногочисленных обобщающих публикациях современных польских исследователей: Н. Иванова,
П. Эберхардта, В. Веренича. Однако еще в 20-е гг. XX века были попытки объективно рассмотреть
эту проблему, что отражено в документальных материалах. Информацию по изучаемому вопросу
содержат архивы Республики Беларусь, а также материалы демографических переписей.Советское государство, проводя национальную политику, не сопровождало ее основательным научным изучением тех этносов, на которые она была направлена. Одной из основных причин этого было отсутствие должного законодательства, а также малый опыт практических мероприятий в данной области даже в мировом масштабе.
В отношении польского национального меньшинства в БССР положение усложнялось тем, что в силу близости польской границы национальная политика в отношении поляков имела большое политическое значение. Данный приоритет советского руководства вызывал серьезнейшую проблему статистики польского населения Беларуси, заключающуюся, в первую очередь, в трудности идентификации «поляков». Дело в том, что в категорию польского национального меньшинства были включены разнообразные группы населения, общей чертой которых являлась принадлежность к католической религии. Тем не менее Польбюро ЦК РКП(б) придерживалось мнения, что польский вопрос в СССР должен решаться не с точки зрения статистики и этнической истории, а с позиций внешнеполитической ситуации.
Результаты исследования и их обсуждение
Все процессы, характерные для территории БССР в рассматриваемый период, имели
место и на Мозырщине. Однако вследствие значительной этнокультурной специфики Мозырского
Полесья характер данных процессов имел существенные отличия. На этой территории довольно
крупными массами компактно проживали практически все этносы, населяющие Беларусь: евреи,
поляки, украинцы, немцы, чехи. Причем если в других регионах инфильтрация иноэтничного
субстрата объяснялась, как правило, их территориальным положением, т. е. такие районы
являлись контактными зонами, то в случае Мозырщины особенно большое значение приобретает
фактор колонизации. В той же мере, что и другие этносы, данный фактор касается и польского
населения Мозырского округа. Причем на его территории проживала большая часть этнических
поляков БССР рассматриваемого периода.В результате на территории Мозырского округа сложилась уникальная ситуация, когда в ограниченном регионе имелось скопление всех групп населения, которые государство идентифицировало как «поляков». Данное население характеризовалось крайним разнообразием в отношении происхождения, языка, уровня этнического самосознания, степени ассимиляционных процессов, традиционных занятий, а также культурно-бытовой сферы. В целом на территории Мозырщины можно выделить следующие группы «поляков»:
1. Потомки ополяченной белорусской шляхты.
2. Потомки этнической польской шляхты.
3. Польские колонисты из Мазовии и Волыни (мазуры, будники).
4. Батраки и служащие в бывших помещичьих имениях, завербованные преимущественно среди этнических поляков.
При этом населенные пункты различных групп размещались не компактно, а довольно рассеянно, что порождало процессы диффузии. Данный фактор крайне усложняет выявление и изучение отдельных групп польского населения Мозырщины. Следует отметить, что большинство польских населенных пунктов округа были небольшие. Три образованных польских сельсовета также были незначительными: Кустовницкий – 722 чел., Творичевский – 822 чел., Александровский – 811 чел. На все просьбы населения об организации новых сельсоветов власти отвечали отказом с формулировкой «ввиду малочисленности и некомпактности» [1, л. 6, 11, 23; л. 19], [2, л. 658; л. 14].
Первая группа, представляющая собой потомков ополяченной белорусской шляхты, была самой многочисленной. В отношении социального происхождения рассматриваемое население относило себя к «шляхте», «дворянам» и «мещанам» [3, л. 195–210; л. 84], [4]. Представители данной группы проживали в основном в небольших околицах и хуторах, зачастую составляя лишь часть населения, ввиду чего, как правило, находились в белорусских сельсоветах. Характерная для всего белорусского населения аморфность национального самосознания в полной мере была присуща и данной группе «поляков». Для них «польскость» практически всегда ограничивалась отождествлением с конфессией. Никаких культурно-бытовых черт, свойственных польскому этносу, у данной группы не наблюдалось. Владение польским языком в крайне незначительном объеме отмечалось только у зажиточных крестьян.
Ввиду своего социального происхождения, данная группа «поляков» более всего подверглась репрессивному воздействию царской администрации, стремившейся ограничить польское землевладение в крае. После установления советской власти большая степень зажиточности, связанная с лучшими условиями земленаделения и землепользования, оказалась причиной того, что поляки более других этносов были подвержены обрезке кулацких хозяйств и выселению за пределы БССР. Традиционно сложившиеся напряженными отношения с властями, а также зачастую недружелюбные отношения с окружающим населением сказались на усилении обособленности «польского» населения данной группы и укреплении польского самосознания на основе тезиса о «национальном угнетении». Кроме того, реализация государством политики автономизации подвигла значительную часть данной группы населения на окончательную самоидентификацию в пользу поляков, т. к. в этом она увидела возможность выйти из-под юрисдикции прежних властей.
Еще одна причина польского самоопределения потомков белорусской шляхты обусловливалась стремлением иметь польскую школу, которая была необходима для обучения польскому языку единственно с целью «молиться богу в костеле» [5, л. 131], [6, л. 16], [7, л. 124].
В результате отсутствия устойчивой этнической определенности данной группы «поляков», а также в связи со сложившейся тенденцией скрытия национальности, объяснявшейся боязнью репрессий, возникла крайне сложная проблема выявления количества таких «поляков» в Мозырском округе. Статистические исследования, проведенные Окрстатбюро и Польбюро окружкома в 1924–1927 гг., показывают большую неустойчивость количества польского населения. Приводятся цифры в 6 234, 8 848, 10 072, 11 765, 12 397 [8, л. 132; л. 65, 83; л. 30]. Наиболее характерной является динамика количественных показателей по отдельным районам. Например, в Лельчицком районе в 1924 г. насчитывалось 769 поляков, в 1925 г. – 1 797 чел., а в 1927 г. – 2 395 чел. В Наровлянском районе соответственно 3 871 чел., 3 587 чел. и 4 873 чел. [9, л. 46, 83 об.; л. 20, 30]. Всесоюзная перепись 1926 г. выявила 8 883 чел. польского населения по Мозырскому округу [10, 37].
Такие большие изменения количественных показателей объясняются именно преобладанием среди польского населения потомков белорусской шляхты. По информации секретаря Польбюро Мозырского окружкома С. Гурницкого около 75% польского населения округа представляло собой бывшую мелкую шляхту, разговаривавшую на белорусском языке [11, л. 26, 65].
Социально-экономическая и культурная жизнь данной группы поляков обладала достаточным единообразием, корни которого крылись в их социальном происхождении. Основным традиционным занятием было земледелие. Более совершенная агрокультура, а также лучшее земленаделение определили относительную зажиточность польского населения. В 1920-е гг. значительное развитие получили травосеяние и товарное корнеплодство. Некоторое распространение имели пчеловодство и садоводство. Характерным было наличие большого количества скота (в особенности улучшенных пород). Развития отхожих и кустарных промыслов не наблюдалось, т. к. данные виды занятий считались потомками белорусской шляхты недостойными дворянского звания [12, 606].
Данной группе польского населения была свойственна крайне низкая степень социальной дифференциации. Имущественный достаток позволял по возможности сохранять атрибуты шляхетского быта и культуры, зачастую ассоциировавшиеся с польскими. Во многих домах была дорогая мебель и утварь. Иной, в сравнении с окружающим населением, была одежда и пищевой рацион. Практически невозможными были браки вне своей социальной группы. Примечательно, что конфессиональное различие в этом случае не имело значения. Существующий в историографии тезис о «национальном единстве» в данном случае следует рассматривать как феномен «социального единства». К примеру, в 1926 г. председатель Наровлянского РИКа отмечал, что нередкими были «выпадкi з боку польскага насельнiцтва “шляхецкага гонара”, калi паляк-бядняк кажа, “што я не хачу лiчыцца бедняком” [13, л. 59].
«Поляки» второй группы, т. е. потомки этнической польской шляхты, кардинальным образом отличались от потомков белорусской шляхты.
Именно на территории Мозырщины находился единственный в БССР населенный пункт, где компактно проживали представители второй группы «поляков», – д. Кустовница. Данная деревня является уникальной в этнокультурном плане. История ее уходит корнями в XVI–XVII вв., и вполне вероятно, что Кустовница является единственным примером польского землевладения на территории ВКЛ. Мозырское Польбюро в своих отчетах сообщало, что население д. Кустовница, «несмотря на жестокую руссификацию, … сохранило чисто польский язык и наречие» [14, л. 8], показывая, таким образом, исключительную устойчивость к ассимиляции.
Вследствие крайней замкнутости и оторванности от окружающего населения брачные отношения в Кустовнице, за редким исключением, ограничивались пределами деревни. В результате все население было связано родственными узами. Данные ограничения касались и других «поляков» округа. Кроме того, существующая на конфессиональной, социальной и национальной основе крайняя обособленность Кустовницы препятствовала зарождению социальной дифференциации, являясь ярким примером собственно «национального единства».
По социальному происхождению почти все польское население Кустовницы (97%) относило себя к мещанам и «загродовой шляхте» – 86 и 51 семейство соответственно [15, л. 84], [16, л. 10].
До 1917 г. население Кустовницы работало на фабриках, шахтах по добыче гранита и в имениях помещиков, занимая ответственные посты экономов и управляющих, вследствие чего имело высокий имущественный достаток и практически не занималось с/х. Усадьбы в самой Кустовнице использовались в качестве летних дач. После революции 1917 г. население Кустовницы было вынуждено заняться с/х. Однако малая землеобеспеченность и непривычный труд привели к резкому падению уровня жизни. Если по БССР процент бедноты среди поляков был явственно ниже, чем среди белорусов, то в Кустовницком с/с в 1927 г. он составлял 35,6% (для сравнения: в польских Наталовском и Ланцуцком с/с – 6% и 3,5% соответственно). Процент зажиточных также был ниже, чем в других польских нацсоветах [17, л. 136].
За 1920-е гг. население Кустовницы так и не добилось существенных успехов в с/х. Широкое распространение получили занятия, вовсе не свойственные местному «польскому» большинству, – кустарные промыслы. Основным товаром сбыта являлись «главным образом колеса и возы». Кроме того, побочные доходы имелись от извоза и продажи картофеля.
Также достаточно интересной в этнокультурном плане является третья группа «польского» населения – колонисты из Мазовии и Волыни (мазуры, будники), вытесненные из родных мест малоземельем и перенаселенностью и появившиеся на территории Беларуси на протяжении XIX века. Данное население традиционно занималось лесными промыслами. Проживало оно
в небольших деревнях и хуторах, рассеянных среди белорусских поселений, и вследствие этого было подвержено интенсивным ассимиляционным процессам. Рассеянность населенных пунктов повлияла на практически полное отсутствие в их пределах польских школ, а также сводила влияние католического костела к минимуму. Факторами, сдерживающими ассимиляцию, выступали моноэтничность населенных пунктов и крайняя замкнутость. Также внешние контакты ограничивались различием хозяйственных занятий поляков и окружающего белорусского населения.
Поляки этой группы проживали в деревнях Буда, Будки, Головчицкая Буда Наровлянского района, в Брониславском с/с Житковичского района, а также в деревнях и хуторах Петриковского района (Янино Болото, Оголицкая Рудня, Гороваха, Полежач-Гора, Буда и др.), которые концентрировались вокруг лесоперерабатывающего завода «Звезда» в Копцевичах. Анализ фамилий указывает на наличие связей между польским населением Петриковского и Житковичского районов.
Последняя группа «поляков» Мозырщины представляла собой батраков и служащих бывших помещичьих имений, завербованных преимущественно среди этнических польских крестьян и, реже, шляхты. Появились они на территории Беларуси во второй половине XIX века после отмены крепостного права.
Проживали такие поляки, в основном, на территории бывших имений, а также на хуторах вокруг них. Часть поляков стала рабочими совхозов, образованных в некоторых имениях. Другая часть при проведении землеустроительных работ и выделении из фондов бывших имений земель для наделения бедноты получила земельные наделы, став крестьянами.
На территории Мозырского округа имелось три района локализации польского населения данной группы: деревни и хутора у бывших имений Бринев, Копцевичи, Оголичи и Дорошевичи Петриковского района, имений Острожанка, Дуброва и Дубницкое Лельчицкого района, а также у бывшего имения Горвата в Головчицах Наровлянского района [18, л. 17–20, 55–57; л. 162, 195–210; л. 10], [19, л. 34, 58], [20, l. 207]. Примечательно, что названия хуторов Петриковского района (Слензаки Бриневские, Слензаки Дорошевичские, Слензаки Макаревичские) выдают происхождение их обитателей – Подляшье (Śląska – ślęzaki).
Из всего населения этнически польского происхождения эта группа была больше всего подвержена процессам ассимиляции. Во-первых, почти во всех населенных пунктах не существовало крупных моноэтничных масс поляков. Наряду с поляками в этих же имениях проживало много белорусов, немцев и чехов. Во-вторых, различное социальное происхождение поляков не давало им консолидироваться. И, в-третьих, влияние костела ввиду их немногочисленности было незначительным. В результате та разнородная масса, которую представляли такие поляки, достаточно быстро растворялась среди местного населения.
Из общего фона выделялась деревня Грушевка Головчицкого с/с Наровлянского района. Ввиду своей относительной многочисленности (120 дворов), компактности, а также благодаря наличию белорусско-польской школы население Грушевки сохраняло этническое самосознание и отличалось сильным национализмом.
Рассматриваемая проблема не будет освещена полностью, если забыть про украинский след происхождения части поляков Мозырщины. Достоверно известно о переселении с территории Украины польского населения Грушевки, а также поляков, проживавших в Хатковском с/с Наровлянского района. При этом разговаривали они на смешанном украинско-белорусском диалекте с преобладанием украинской составляющей. Переселялись поляки (потомки чиншевой шляхты) преимущественно с территории Житомирщины и Волыни. Подобные поселения также имелись на территории Ветковского района Гомельского округа (Рудня-Шлягино и Рудня-Столбунская).
Ввиду вышеизложенного особое внимание привлекают деревни Александровка и Габриелевка Александровского польского с/с Наровлянского района, расположенные на границе с Украиной. Население указанных деревень имело явное шляхетское происхождение. Однако в культурном и хозяйственно-экономическом плане оно кардинально отличалось как от этнически польской шляхты Кустовницы, так и от потомков белорусской шляхты.
Польского языка население с/с не знало, его разговорным языком являлся украинский. Население было очень религиозным, постоянно обслуживалось католическим духовенством (как белорусским, так и украинским).
Имущественный достаток населения Александровского с/с был довольно значительным. Однако, в отличие от потомков белорусской шляхты, основной доход давало не с/х. Последнее характеризовалось примитивной агрикультурой, величина земельных наделов была незначительной, племенной скот отсутствовал. В 1928 г. на территории с/с имелось более 10 частных предприятий и мастерских. Практически все население с/с было занято на лесных разработках. Кроме того, значительный доход в хозяйстве имели сбор грибов и ягод, животноводство и пчеловодство. Общая сумма побочных заработков в 1928 г. составила 19 327 р., в среднем на хозяйство 117 р. Социальное расслоение практически отсутствовало, наблюдалось сильное «национальное единство».
Подобная этнокультурная и хозяйственно-экономическая специфика имелась в вышеупомянутых польских деревнях Ветковского района. Кроме того, на украинское происхождение населения Александровского с/с указывает язык, а также соответствие некоторых фамилий в Александровке и Грушевке.
Таким образом, польское население Мозырщины имело сложную структуру и происхождение, различные принципы этнической и социальной идентификации, разный культурный уровень и экономическую специализацию и при этом находилось в процессе трансформации. В категорию польского национального меньшинства государством были включены разнообразные группы населения, общей чертой которых являлась принадлежность к католической религии.
Бóльшая часть «польского» населения Мозырского округа представляла собой потомков белорусской шляхты, «польскость» которых ограничивалась отождествлением с католичеством. В данном случае название «поляк» не являлось этнонимом. Постепенное и в значительной степени фрагментарное становление польского самосознания таких поляков было вызвано политическими и социально-экономическими потрясениями первой четверти ХХ века. Немаловажную роль в этом сыграла национальная политика советского государства.
Этнически польское население характеризовалось гораздо бóльшим разнообразием: крестьяне и ремесленники, украинская, мазовецкая и подляшская шляхта. Различными были время поселения, социальное происхождение, занятия, этнокультурные особенности и степень этнического самосознания. Данное население подверглось значительной ассимиляции.
Выводы
В связи с вышесказанным возникает необходимость выделить два вида «польскости» (костельную
и этническую) и рассматривать ее в масштабах Беларуси как феномен, имеющий сложную
структуру. При этом наибольшую «польскость», благодаря постоянному патронажу костела и
наличию польских школ, проявляли крупные населенные пункты. Среди бóльшей части этнически
польского населения ввиду малочисленности и рассеянности населенных пунктов наблюдалась
значительная степень ассимиляции. Уровень ассимилятивных процессов нередко заходил
настолько далеко, что степень польского самосознания у этнических поляков могла быть ниже,
чем у костельных. Причем «польскость» в принципе вовсе не означала обязательного владения
языком, наличия элементов этнической бытовой культуры, а также вообще осознания
«национальной» принадлежности к данному этносу.Ассимиляция этнического польского населения облегчалась в условиях Беларуси определенной близостью культурно-языкового плана, отсутствием легального образования на национальном языке, засильем русского языка в административном аппарате, в периодической печати и общественной жизни, а также ликвидацией наиболее активного слоя носителей польского языка и культуры – польских помещиков. В результате основной сферой применения польского языка стал костел.
Литература
1. Протоколы заседаний Мозырской Окружной Национальной комиссии. 1926–1928 гг. // Национальный
архив Республики Беларусь (НАРБ). – Ф. 701. – Оп. 1. – Д. 50, 75.2. Отчеты о проведении перевыборов сельских и местечковых советов по округу за 1926 г. // Зональный государственный архив в г. Мозыре (ЗГАМ). – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 156; Протоколы заседаний окружной национальной комиссии // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 699.
3. Списки верующих религиозных общин по округу // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 53.; Месячные отчеты о работе по осуществлению национальной политики в округе, сведения о действующих сельских и местечковых национальных советах. 1925–1926 гг. // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 694.
4. Следственные и агентурные дела по обвинению в антисоветской деятельности кулачества. 1928–1933 гг. // Архив Управления КГБ Республики Беларусь по Гомельской области. – Д. 19053-с, Д. 18563-с, Д. 1866-с, Д. 14982-с, Д. 13200-с.
5. Протоколы заседаний, отчеты о работе Польбюро Бобруйского Окружного Комитета КП(б)Б. 07.01.24–03.12.25 гг. // НАРБ. – Ф. 4п. – Оп. 11. – Д. 21.
6. Постановления Бюро Ветковского Райкома КП(б)Б за 1934 г. // Государственный архив общественных объединений Гомельской области (ГАООГО). – Ф. 278. – Оп. 1а. – Д. 691.
7. Планы работы Окружной Национальной комиссии за 1925–1926 гг. // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 692.
8. Протоколы заседаний Национальной комиссии Слуцкого Окрисполкома по осуществлению нацполитики в округе за 1926 г. // НАРБ. – Ф. 701. – Оп. 1. – Д. 19; Протоколы заседаний, отчеты о работе Польбюро Мозырского Окружного Комитета КП(б)Б. 24.01.24–12.11.25 гг. // НАРБ. – Ф. 4п. – Оп. 11. – Д. 29; Протоколы заседаний, планы и отчеты о работе Польбюро Мозырского Окружного Комитета КП(б)Б за 1927 г. // НАРБ. – Ф. 4п. – Оп. 11. – Д. 109.
9. Протоколы заседаний, отчеты о работе Польбюро Мозырского Окружного Комитета КП(б)Б. 24.01.24–12.11.25 гг. // НАРБ. – Ф. 4п. – Оп. 11. – Д. 29; Протоколы заседаний, планы и отчеты о работе Польбюро Мозырского Окружного Комитета КП(б)Б за 1927 г. // НАРБ. – Ф. 4п. – Оп. 11. – Д. 109.
10. Всесоюзная перепись населения 1926 г. : в 56 т. / Центральное статистическое управление СССР, Отдел переписи. – М. : ЦСУ СССР, 1928. – Том Х : БССР: народность, родной язык, возраст, грамотность. – 1928. – 289 с.
11. Протоколы заседаний, отчеты о работе Польбюро Мозырского Окружного Комитета КП(б)Б. 24.01.24–12.11.25 гг. // НАРБ. – Ф. 4п. – Оп. 11. – Д. 29.
12. Опыт описания Могилевской губернии : в 3 кн. / редкол.: А. С. Дембовецкий (гл. ред.). – Могилев : Типография Губернского Правления, 1882. – Кн. 1. – 1882. – 782 с.
13. Доклады о работе районных Национальных комиссий за 1926 г. // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 706.
14. Доклад инструктора ЦК КП(б)Б о состоянии польработы в Мозырском округе от 17.12.1926 г. // ГАООГО. – Ф. 69. – Оп. 2. – Д. 102.
15. Месячные отчеты о работе по осуществлению национальной политики в округе, сведения о действующих сельских и местечковых национальных советах. 1925–1926 гг. // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 694.
16. Доклад инструктора ЦК КП(б)Б о состоянии польработы в Мозырском округе от 17.12.1926 г. // ГАООГО. – Ф. 69. – Оп. 2. – Д. 102.
17. Отчеты и протоколы заседаний Национальной комиссии Койдановского Окрисполкома за 1927 г. // НАРБ. – Ф. 701. – Оп. 1. – Д. 67.
18. Инструкция Мозырского уездного земельного отдела по учету земель сельскохозяйственного назначения и земледельческого населения. Ведомости учета земель нетрудового пользования. 1920–1922 гг. // ЗГАМ. – Ф. 84. – Оп. 1. – Д. 62; Списки верующих религиозных общин по округу // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 53; Планы работ окружной Национальной комиссии за 1926 г. // ЗГАМ. – Ф. 60. – Оп. 1. – Д. 722.
19. Протоколы заседаний, планы и отчеты о работе Польбюро Мозырского Окружного Комитета КП(б)Б за 1927 г. // НАРБ. – Ф. 4п. – Оп. 11. – Д. 109.
20. Werenicz, W. Historychne i kulturalne podstawy swiadomosci narodowej polakow w Zwiazku Radzieckim (na przykladzie Republiki Bialoruskiej) / W. Werenicz // Polacy w kościołe katolickim w ZSSR / pod red. ks. Edwarda Walewandra. – Lublin., 1991. – L. 197–212.
П. А. Литвинов
Списки польского населения, проживавшего в деревнях Грушевка, Будки, а также бывшее имение Головчицы и хутор Чехи, Наровлянского района за 1927 год.
