Когда-то, очень давно, любимыми фильмами первого послевоенного поколения калинковичан были киноленты «Сын полка» и «Гаврош». Первый был снят по одноименной повести советского писателя Валентина Катаева и рассказывал о мальчике-сироте Ване Солнцеве, что стал отважным разведчиком на артиллерийской батарее, а затем воспитанником Суворовского училища. Второй фильм, снятый по роману французского писателя Виктора Гюго «Отверженные», повествовал о жизнерадостном, отзывчивом и храбром мальчишке Гавроше Тенардье, что сражался в 1832 году на баррикадах восставшего Парижа и погиб от пули королевского гвардейца.
Прототипов Вани Солнцева известно много, о судьбе одного из них, нашего земляка Александра Алексеевича Морозова (1935-2004) дважды рассказывала районная газета. В декабре 1943 года восьмилетнего Сашу взяли к себе красноармейцы 410-го стрелкового полка 81-й стрелковой дивизии 61-й армии. С ними он прошел боевыми дорогами от Калинковичей до Германии, а в марте 1945 года, имея на груди медаль «За отвагу» был отправлен домой на учебу. Стал инженером, уважаемым в городе человеком, работал в тресте «Калинковичиводстрой», проживал по ул. Дзержинского, 29. Однако о «сынах полков» и «гаврошах» других, более давних войн, прокатившихся по калинковичской земле, нам, за давностью времен, мало что известно. Но они были, свидетельства о чем сохранились в архивах. Перелистаем же пожелтевшие страницы находящихся там старинных документов и книг.
На исходе дня 4 октября 1812 года, когда французы все еще занимали опустошенную грандиозным пожаром Москву, за сотни километров к юго-западу, в селе Суховичи Речицкого повета Минской губернии проходил смотр расквартированных тут двух украинских казачьих полков. Проводил его командир защищавшего Мозырь русского 2-го резервного корпуса генерал-лейтенант Ф.Ф. Эртель. С утра, перебравшись из Мозыря по наплавному мосту на северный берег Припяти, он проинспектировал стоявшие заслоном против французов у м. Каленковичи два эскадрона Литовского уланского полка и занимавший д. Антоновку эскадрон Оренбургского драгунского полка, остался весьма доволен выправкой кавалеристов и содержанием коней. Что ж, если и эти недавно сформированные в Черниговской губернии конные полки будут не хуже, можно опять предпринять большую вылазку против польского генерала Я. Домбровского и разгромить вражеский корпус…
Выслушав доклад командовавшего казаками подполковника Шейнерта, генерал, сопровождаемый офицерами своего штаба, поехал вдоль строя. Кони, видно, что не строевые, а обычные крестьянские, но не заморенные, оружие, седла и сбруя казачьи, чубатые парубки глядят молодцами. Но когда командир корпуса подъехал к последней, тыловой шеренге, то просто остолбенел от удивления: перед ним на низкорослой лошадке сидел, еле доставая ногами до высоко подтянутых стремян, мальчик лет десяти. На детском лице выделялись испуганные глава и усы - нарисованные углем! За ним был такой же, едва ли не меньший, и дальше такие же, еще и еще… Подполковник Шейнерт только руками разводил: мол, дали по разнарядке, с ним не советовались. Такого за свою многолетнюю царскую службу Федор Федорович (он же Фридрих Францевич) еще не видел, хорошее с утра настроение было безнадежно испорчено. Проведенное тут же расследование установило, что некоторые помещики Козельского уезда, где формировался 5-й конный полк Черниговского ополчения, не желая терять полноценных работников, поставляли вместо их подростков, почти детей. Надо полагать, местные власти, принимавшие рекрутов, да и сам фон Шейнерт, были «в доле», обрекая эту слабосильную молодежь на верную смерть.
Вечером того же дня, вернувшись в Мозырь, командир корпуса отправил рапорт командующему 3-й Западной армии адмиралу П.В. Чичагову. «…Малороссийских казаков, хотя и есть здесь два полка, но они собою малую составляют пользу по чрезвычайной своей молодости, ибо есть у них много таких робят, которые не имеют более 12 и 13 лет. Сии два Малороссийские казачьи полка разделил я, по способностям, на три части: одну оставил в казаках, вторую употребил в конную артиллерию, из семи легких орудий мною составленную, третью, по малолетству, отняв пики, сформировал из нея конных стрелков. Хоть и мало в сих последних может быть пользы, по крайней мере могут наводить страх неприятелю, который вдруг и нечаянно увидит конных егерей».
Сохранились свидетельства современников о том, что Ф.Ф. Эртель, немец на русской службе, был командиром очень строгим и даже жестоким, но при том человеком порядочным. Наверное, даже в этой черствой душе что-то шевельнулось, и он постарался как-то облегчить положение подростков. Не имея полномочий просто отправить их по домам, генерал послал по инстанции соответствующее ходатайство и впоследствии тоже не забывал об этих “сыновьях полка”. Месяц спустя, отправляя 5-й Черниговский казачий полк на преследование отступавших наполеоновских войск, он особо оговорил в своем приказе, что на месте «…останутся от сего полка 100 человек малолетних 10 и 12 лет от роду…, они будут отпущены домой по совершенной неспособности, дабы не были без пользы жертвою неприятеля». Их праправнуки, набранная осенью 1943 года в освобожденной от фашистов Черниговщине зеленая молодежь, будут храбро сражаться, освобождая от врага уже мозырскую и калинковичскую земли.
Были в российских полках, защищавших в 1812 году мозырское направление, и местные «гавроши». Об одном из них известно из документа, хранящегося в Национальном историческом архиве Беларуси (фонд 299, опись 2, дело 339). В начале 1817 года полиция г. Одессы задержала подростка-беспризорника, не имевшего при себе никаких документов. Его допросили и для установления личности отправили в Минское губернское правление соответствующий запрос. Там говорилось, что «…взятый в Одессе мальчик Александр Викентьев сын Тараймович по снятому с него допросу показал, что от роду ему 13 лет, грамоты читать и писать по русски умеет, веры католической, уроженец Минской губернии города Мозыря, родители находятся в умерших и нет более родственников». Из Минска бумагу переправили в Мозырь, где городничий Иван Лилье провел по ней необходимую проверку. 16 мая того же года он рапортовал начальству: «Донести честь имею, что помянутый мальчик Тараймович подлинно родился в городе Мозыре от мещанки здешней Феодосии дочери Погорельской, отец его рымар (ремесленник, изготавливавший конскую упряжь – В.Л.) Викентий Тараймович, мещанин; оные померли, а он, Александр, оставшись в малолетстве, находился на воспитании у тетки своей, по смерти которой в 1812 году с приходом войск означенный Александр неизвестно где девался и находился в неизвестности».
О судьбе мальчика рассказывают другие документы из этого дела. Его тетка умерла в сентябре 1812 года во время охватившей город эпидемии тифа, а восьмилетнего Сашу досматривали и кормили из своего котла квартировавшие в их избе русские солдаты. В середине ноября, когда корпус Ф.Ф. Эртеля выступил из Мозыря за отступающим врагом, мальчик ушел вместе с войсками. На подходе к Бобруйской крепости произошла смена командования, во главе корпуса стал генерал С.А. Тучков. Его адъютант поручик П.Н. Николаев заметил в солдатском строю малыша и взял его в штаб помощником генеральских денщиков. Однако С.А. Тучкому командовать 2-м резервным корпусом довелось недолго. На исходе осени по его распоряжению в Несвиже был подчистую ограблен дворец князей Радзивиллов, и, как рассказывали, генерал при этом положил в свой карман добрую пригоршню фамильных бриллиантов «изменников». Царю подали жалобу, над С.А. Тучковым учинили следствие и отправили его из действующей армии под домашний арест в г. Измаил. При том сохранили подследственному полное жалованье, оставили адъютанта, 8 денщиков и «казачка» Сашу Тараймовича. Его жизнь при опальном генерале складывалась вроде бы неплохо, был одет и накормлен, стал помощником конюха, денщики выучили его читать и писать. Но что ожидало паренька в будущем, кроме горькой солдатской доли? А рядом плескалось Черное море, по которому плыли белокрылые бригантины с лихими контрабандистами, манили воля и приключения…
Осенью 1816 года, находясь с генеральским адъютантом по каким-то делам в Одессе, мальчик сбежал от поручика, чтобы наняться юнгой на какой-нибудь иностранный корабль. Прибежищем таких же, как и он беспризорников были одесские катакомбы, где их и отловила вскоре полиция. Дальнейшая судьба мозырского «гавроша» неизвестна.
Имелись ли свои «сыны полков» в наполеоновской армии? Да, были такие, и об одном из них поведал в своих мемуарах знаменитый поэт-партизан 1812 года Денис Давыдов. 9-го октября его отряд атаковал и разбил западнее Москвы вражескую часть, было взято много пленных. «..Между ними находился барабанщик Молодой гвардии, именем Викентий Бод (Vincent Bode), пятнадцатилетний юноша, оторванный от объятий родительских и, как ранний цвет, перевезенный за три тысячи верст под русское лезвие на русские морозы! При виде его сердце мое облилось кровью; я вспомнил и дом родительский, и отца моего, когда он меня, почти таких же лет, поручал судьбе военной! Как предать несчастного случайностям голодного, холодного и бесприютного странствования, имея средства к его спасению? Я его оставил при себе, велел надеть на него казачий чекмень и фуражку, чтобы избавить его от непредвидимого тычка штыком или дротиком, и, таким образом, сквозь успехи и неудачи, через горы и долы, из края в край, довез его до Парижа здоровым, веселым, и почти возмужалым передал его из рук в руки престарелому отцу его». Известно также, что этот Винсент, в отличие от литературного Гавроша, впоследствии верно служил своему королю, за что и был награжден орденом.
В.А. Лякин
